Река вечности - Страница 44

Филота вытаращил глаза на святотатца.

– Ты из ума выжил, кардиец?

– Помолчи, сын, – оборвал его старик, – нам ещё брожения умов среди воинов не хватало. Прав Эвмен. Войску надо что-то говорить. Причём такое, что все поймут и примут. Аристандр найдёт, что сказать. Его задача – объявить всем, что эти невиданные чудеса сотворили наши боги. Которые нам, без сомнения, благоволят. Это не сложно. Мы же взяли Тир? Взяли. Довольно легко. Перед этим пять месяцев безуспешной осады, а тут за половину ночи и половину дня...

– И потери не так уж велики, – вставил Кратер, согласно кивая.

– Хотя, – повысил голос старик, – я теперь вижу, что их можно было избежать вовсе! Если бы придурок Мелеагр не кинулся сломя голову в драку, не разбирая, с кем и зачем, а отошёл спокойно к лагерю...

– Если бы не он, мы бы могли оказаться поутру у разбитого корыта, – вступился за товарища Кратер, – ты видел, как они дрались?

– А ты трупы варваров и пленных считал? – поинтересовался Филота, всегда поддерживавший отца, – их там было-то... В плевке утопить можно!

– Уж ты бы утопил... – буркнул Кратер, – вспомни-ка сколько Мемнон выпил нам крови с горсткой людей. В Галикарнасе бреши гораздо шире пробили, а сколько бодались?

– Потому что там вышло так же, как сейчас! Два пьяных дурака спровоцировали вылазку, потом полночи без толку обе стороны подливали масло в огонь, да он так и не разгорелся. Потому что по горсти подливали! Не так надо было! Надо было сразу амфору кинуть! На одни и те же грабли наступаем!

Кратер хмыкнул. Филота всегда отличался красноречием. Даже сейчас без метафор обойтись не может.

– Утром они успели бы вооружиться, приготовиться... – поддержал Кратера Гефестион, – и стена эта...

– И как быстро они бы её заделали? Там дырища в тридцать шагов! Я специально вчера мерял.

– Заделали бы. Там же куча обломков, каменное крошево, какие-то куски кладки, кровли. Такое чувство, будто на неё сверху пару домов уронили. Ты видел, как они проворно телег туда подогнали? Между прочим, наших же! К утру бы укрепились, будь здоров.

– Стена – это самое необъяснимое, – подал голос Эвмен, – все остальное легко списать на вмешательство Олимпа, но зачем Громовержцу потребовалось возводить вокруг Старого Тира стену...

– Да при этом частично её рушить, – добавил Гефестион.

– Как раз пролом объясним, – сказал Филота, – иначе внутри кольца оказалась бы часть лагеря. Если бы боги решили оказать помощь не нам, а "пурпурным", то зачем ломать стену? Варвары бы тогда легко вырезали людей Мелеагра.

– Ты уверен, сын, что боги решили помочь именно нам? – спросил старый полководец, – те метаморфозы, случившиеся с Тиром, не сделали его менее неприступным. Скорее, наоборот.

– Но мы же сидим здесь, в царском дворце, а не на берегу локти кусаем.

Эвмен задумчиво почесал трёхдневную щетину. На мгновение перед глазами все поплыло.

"Чего ты хочешь?"

Эвмен вздрогнул, сердито мотнул головой, отгоняя наваждение.

– Что с тобой, кардиец, – спросил Кратер.

– Н-ничего... Я вот что думаю: "пурпурные" молились своим богам и те вняли им. Потому на месте развалин оказалась крепость с гарнизоном. Но олимпийцы тоже вмешались и у чужих не вышло. Не знаю, как иначе все это объяснить.

– "Так взволновалося все, как бессмертные к брани сошлися!" – мрачно процитировал Гефестион строки слепого сказителя.

– Вроде того, – поддакнул Кратер, – воистину, любит Александра его отец, раз вмешался.

– Ты бы язык-то прикусил, – сверкнул очами Парменион, – болтаешь много. Никому не позволю честное имя Филиппа позорить.

– Что я такого сказал? – удивился Кратер, – я ничего дурного про Филиппа не говорил.

– Хватит! – хлопнул ладонью по столу Гефестион, – из пустого в порожнее переливаем. Ни до чего так не договоримся. Надо допросить жрецов "пурпурных". Кому молились, чего просили...

– И Шинбаала, – предложил Эвмен.

– Для того и собрались, – сказал Филота.

– Я догадался.

– Ну, где там он? – нетерпеливо крикнул Парменион, так, чтобы услышала охрана у дверей, – в Тартар его, что ли, запихнули?

Почти сразу после этих слов двери распахнулись и два воина ввели в зал темноволосого юношу, облачённого в длинное белое одеяние, украшенное бахромой и красными вышитыми узорами причудливых форм. Следом вошли ещё два человека – финикийцы, нанятые в Сидоне и приписанные к царской канцелярии в качестве переводчиков. Эвмен сразу поманил их к себе, подозвав заодно и Дракона.

Охранники подвели юношу к столу. Парменион откинулся на спинку кресла и произнёс:

– Радуйся, Шинбаал! Садись.

Юноша скосил глаза на переводчика, тот повторил слова стратега на языке финикийцев. Шинбаал, помедлив немного, сел, немигающим взором глядя прямо перед собой, как бы сквозь Пармениона. Македоняне, напротив, пристально разглядывали человека, утверждавшего, что он является царём Тира.

– Ну что, царь, – Парменион выделил это слово пренебрежительным тоном, – продолжим наш разговор?

Тремя днями ранее

Правительница Сит-Уаджат проснулась до рассвета. Её царственный супруг, Шинбаал, владыка Тисури, ещё спал, и спал глубоко. Понятно, почему. Из-за бушевавшей вчера грозы, он полночи не мог уснуть, то и дело прерывая сладкий сон высокородной дочери Та-Кем. И дело вовсе не в суеверном страхе пред тварью Дуата, по вере фенех мечущей в небесах громовые стрелы. Просто, вернувшись на родину, прожив в земле Джахи уже более года, Шинбаал успел отвыкнуть от гроз Священной Земли. А Сит-Уаджат, прибывшая в Тисури вместе со своим мужем ещё при жизни нечестивого царя Йаххурима, заметила две странности. Дожди здесь шли в десять раз чаще, чем в Священной Земле, причём круглый год, а не только в сезоны Жатвы и Засух. А вот настоящие ливни были не просто редкостью – отсутствовали вовсе. Синие стрелы Небесного Хапи били море и землю столь редко, что сосчитать их за год можно по пальцам.