– Почему ты так решил? – спросил Ранеб, решив проверить собственные предположения.
– На корме завиток. Только у наших, как ты знаешь, почтенный Ранеб, он скорпионий хвост изображает, а пираты рыбий любят. Да и размерами он у них всегда больше. На носу рог торчит.
– Я же говорил! – сказал Ранеб, – это пираты. Ты не права, Анхнофрет, напрасно я с тобой соглашался.
Хранительница только рукой махнула.
– Дальше-то что, почтенный Нитбалу?
– Дальше... – купец рассеянно снизу вверх оглядел собравшихся.
– Не томи, достойнейший! – попросила Сит-Уаджат, – продолжай!
– Они мне, значит, на каком-то странном языке кричат. Я вслушался, ни слова не разобрал. Так и отвечаю, не понимаю, мол. А они мне тогда по-нашему. Странный говор какой-то, иные слова совсем как чужие звучат. Но в основном все понятно.
– Так они тебе ответили на языке Страны Пурпура? – переспросила Анхнофрет.
– Именно так, достойнейшая. На северный выговор похоже. Вроде, в Яхмаде так говорят. Хотя я не уверен. Мало с кем оттуда имею дела.
– Яхмад? – Анхнофрет многозначительно взглянула на Ранеба. Тот лишь фыркнул.
– Продолжай, почтеннейший, – попросил царь.
Нитбалу прокашлялся.
– Спросили, кто такой и куда путь держу. Я ответил правду. Спросили, что везу. Я сказал – вино. Они, похоже, не поверили. "Табань", – говорят. Я на вёслах шёл. "Мы", – говорят, – "сейчас к тебе подойдём и посмотрим". Тут я неладное почуял. Что корабли из Яхмада здесь делают? Смотрю, ещё одна ладья подваливает. Ещё больше тех двух. По сравнению с моей – слон рядом с ослом. "Нет", – думаю, – "не иначе Баалшур Сипиш решил на Цор напасть". Ходили слухи, что он большой союз собирает.
– Горшком его союз уже накрылся, – перебил купца Ранеб, – сова с вестью прилетела – три дня назад Величайший наголову разбил всех нечестивых царей.
– Да? – удивился купец, – я не знал. И в Бехдете ещё не знают. Быстро ваши совы летают.
– Дальше, дальше, пожалуйста! – попросила Сит-Уаджат.
– А что дальше... дальше я решил ноги сделать. Гребцам ору – навались! Навалились. От тех двух ускользнул, да всё равно сбежать не смог. Куда там, все море в огнях. Стрелы в меня полетели. От отчаянья на отмель ладью направил. Вот тут у северной оконечности острова как раз брюхом в дно и зарылся. Ну, в воду, конечно, сиганул со всей командой. До берега оттуда недалеко уже.
– А как в город попал? Вдоль стены, что ли, бежал? – спросил наместник.
– Какое там! Пролив чужие ладьи запрудили. Побоялся. С севера пусто, к стене подбежал и давай орать, что, мол, свой. Чуть не всю дворцовую стражу поимённо помянул, пока поверили, – Нитбалу вытер пот со лба, – никогда бы не подумал, что подобные знакомства в жизни пригодятся. Верёвку со стены сбросили, да втащили.
Шинбаал верил каждому его слову. Нитбалу выглядел испуганным, но царь знал, что купец не трус. Не раз он доказал это, борясь с пиратами, штормами, а так же принимая участие в некоторые чрезвычайно щекотливых и невероятно опасных предприятиях. В таких, где человеку робкого десятка совершенно нечего делать.
Царь знал и о том, что торговец работает на Ранефера, но помалкивал. Верховный Хранитель прекрасно разбирался в людях, а молодой царь пока ещё не чувствовал себя достаточно окрепшим, дабы хоть в чём-то явно или тайно выступать против своего соправителя. Сказать по правде, у него и тени мысли подобной доселе не возникало. Хотя, если задуматься, причины для того у Шинбаала имелись. Ему было прекрасно известно, кто помог умереть его отцу, царю Бин-Мелеку Йаххуриму. Более того, Ранефер не только не пытался скрыть от наследника своё намерение удалить его отца из мира живых, но заявил тому об этом прямо. Ибо хотел, дабы Шинбаал стал истинным Правителем, и представлял, на какие жертвы иногда нужно идти ради блага своего царства. И юноша, воспитанный в Священной Земле с десяти лет, как благородный заложник, не стал противиться, тем самым, фактически, сделавшись причастным к отцеубийству. Он мучился от этой мысли, но успокаивал себя тем, что, будучи предупреждённым, всё равно не смог бы предотвратить смерть отца. Однако, сделав вид, будто Йаххурим умер от болезни, наследник не возбудил в соплеменниках жажду мести, не толкнул их в новую заведомо проигрышную бойню. Ранефер внимательно наблюдал за Шинбаалом и, в конце концов, исполнился уверенности, что проник сквозь сложную вязь мыслей и чувств юноши. Он не имел причин сомневаться в его верности. Шинбаал, приняв Посвящение, оказался от веры своих отцов, поклоняющихся тёмным демонам Дуата. И все же, если бы Ипи отличался безграничным доверием к людям, не быть ему Верховным Хранителем, глазами и ушами Величайшего. Потому-то, нет-нет да появлялся при дворе Шинбаала купец Нитбалу, поставщик дорогих вин.
Небо стремительно розовело. Над горой показался край солнца, и лучи его окончательно разогнали полумглу скоротечных предрассветных сумерек.
Собравшимся открылась картина, от которой оцепенели все, даже опытная Хранительница Анхнофрет и немало повидавший в этой жизни Нитбалу. Только Ранеб, смотря на обгорелые остовы, торчащие из воды тараны и кормовые завитки погибших кораблей, тела, колышущиеся в прибойной волне, удовлетворённо хмыкнул.
Сит-Уаджат воссияла улыбкой, удивив всех.
– Чему ты радуешься, Возлюбленная Сестра? – удивился Шинбаал, – посмотри, вон там, к югу...
Ранеб почти по пояс высунулся из окна, вглядываясь.
– Н-да... – только и протянул уахенти, и добавил, – поднимемся на башню, достойнейшие. Обзор много лучше, к тому же семь разливов назад мне подарили синие чаши жрецов Мер-Уннут, а они приближают не только звёзды и лик Хонсу.