Река вечности - Страница 93

– И я не надеялся увидеть тебя скоро. Столько всего случилось...

– Знаю, Ипи.

Владычица Обеих Земель пристально посмотрела в глаза брата.

– В Бехдете, в древнейшем Храме Всевладычицы, что пережил Волну Апопа, в незапамятные времена смывшую города, где правили потомки Нетеру, Маат Нефер-Неферу даровала мне Истину. О том, что хватит нам жить под гнётом тяжкой неизбежности.

– И мне было даровано, царственная сестра, – Ипи Ранефер улыбнулся, – нам нужно только...

– Нужно лишь взяться за весла Ладьи, Ипи! Взяться за весла и...

Ранефер не дал сестре договорить, замкнув её уста поцелуем.

* * *

Даже перед Иссом Александр не устраивал совет с таким количеством участников. В самом большом зале царского дворца Града-на-острове собрались не только военачальники. Присутствовали: прорицатель Аристандр, главный механик Диад, историк Каллисфен. Последний приходился племянником Аристотелю и состоял в царской канцелярии, занимаясь, вместе с Эвменом, землеописанием и составлением дневника похода. Пригласили командиров сидонян, начальников союзных киприотов. Даже посольства некоторых эллинских полисов, которых Событие застало в осадном лагере.

Царь взял слово:

– По всему лагерю бродят слухи, сплетни и пересуды, один другого сказочнее. О причинах случившегося говорить будем отдельно и не сейчас. Все войско перенеслось на двенадцать столетий в прошлое. Это установлено точно. Вокруг нас совершенно чужой мир, наша память о котором скупа и отрывочна. Есть ли способ вернуться обратно, – Александр посмотрел на прорицателя, тот покачал головой, – мы не знаем.

По залу прокатился вздох. Многие, и среди них даже весьма трезвомыслящие, до последнего питали робкие надежды, что "вот вернётся царь и все образуется", но слова Александра словно крышку погребальной урны захлопнули.

– Скорее всего, мы уже никогда не увидим родины, отцов и матерей. Не обнимем своих детей. Для них мы мертвы. Но даже не это страшно. Двенадцать столетий... – взгляд царя коснулся Каллисфена, – весьма вероятно, что не родились мои предки, Ахилл и Геракл. Ахейцы не помышляют о войне против крепкостенной Трои.

Большинство присутствующих прятали глаза, переживая, каждый про себя, общую, но такую личную трагедию. Многие, за дни, прошедшие с момента События, уже успели смириться, и вот теперь царь растеребил рану. Некоторые только сейчас в полной мере осознавали, что произошло.

Царь долго беседовал с Аристандром, допрашивал финикийских и египетских жрецов. Кое-кого с пристрастием. Некоторые из "пурпурных" держались высокомерно, запугивая Александра всевозможными карами, какие Баал ещё припас на его голову.

"Баал-Хамон всемогущ! Только тронь нас, нечестивец, и узнаешь, что ты – лишь червь!"

Им свернули шеи. Дождь из серы на голову святотатца проливаться не спешил.

Египтяне вели себя не столь высокомерно, не разбрасывались пустыми угрозами, но тоже стояли на своём:

"Воля Триединого и Владычицы Истин. Никто из смертных не в силах противиться".

Никто не в силах... Жрецы не были способны на чудо. Как и Аристандр.

"Смирись".

Друзья и ближайшие военачальники с опаской смотрели на царя, но знакомого белого пламени в его глазах не появлялось. Александр был внешне спокоен, собран, деятелен.

Несколько дней пролетели в беспрерывных совещаниях со стратегами.

В деталях разбиралось сражение на пустоши, бой с кораблями египтян, схватка в порту Ушу. Александр жадно, как губка, впитывал все сведения о новом противнике.

– Смотри, царь, – говорил Ликон, начальник критских лучников, показывая Александру египетскую стрелу, – тростинка, древко втрое легче деревянного. Не нужно много усилий тратить, чтобы спрямить его. При этом оно не коробится от влаги. В полёте стрелу не закрутит, потому египтяне не используют большое оперение. Стрела летит дальше и точнее. Наконечник тяжелее наших, щиты пробивает навылет. И луки их помощнее будут, при этом выбираются легко, до плеча, не до груди. Самолично опробовал те, что захватили. Луком у них чуть ли не каждый воин вооружён...

– Они, Александр, – рассказывал Неарх, – избегали столкновений. Пытались уклоняться и жечь нас стрелами, снабжёнными каким-то горючим составом. Не просто сера и смола, как у нас. Что-то другое. Тушить гораздо тяжелее. Если бы в проливе места побольше, мы, наверное, даже бы приблизиться к ним не смогли. Они, видать, как скифы воюют, стреляют да отходят. А бьют много точнее, хотя и не так далеко, как мы. Я рассмотрел, у них в машинах не волосяные канаты. Гибкая бронза. Не отсыревает и не сбивает прицел.

– Мужи все рослые, мощные, – вспоминал Птолемей, – и не мудрено – вон, сколько бронзы на себе таскают. Строй держать умеют, но не слишком им дорожат, когда атакуют, вся их фаланга сразу рассыпается. Но бьются, как "бессмертные" Дария, будто в каждом по Аяксу сидит. Пока одного такого завалишь, семь потов сойдёт. Персы, сам знаешь, в единоборстве сильны. Если бы им такую броню, как у этих египтян, мы бы с ними долго возились. Мечи ещё у варваров жутковатые. Щиты крушат в лёгкую, а тупятся еле-еле. Сам посмотри. Вдвое тяжелее наших, махать устанешь. Верно говорили, в старые времена не люди – титаны были.

Александр слушал, внимал, мрачнел. Он не обманулся той лёгкостью, с которой сам одолел бестолковую толпу конных варваров, разбежавшихся от одного пинка. Оценив после битвы потери, расспросив Птолемея и прочих начальников, понял, сколь сильного противника встретил. Новый враг – не чета Дарию, царь все больше укреплялся в этой мысли. Но одновременно по жилам растекался огонь: вот он, его собственный Гектор.