Александр помрачнел. Птолемей, озадаченный не меньше, прокручивал в памяти переговоры с Ранефером и последующее сражение, пытаясь вспомнить какую-нибудь зацепку.
– Допустим, хотя это кажется бредом сумасшедшего, что мы в Нубии. Там водятся слоны? Водятся. Там есть леса?
– Есть, – буркнул проводник, – мне это доподлинно известно, хотя я там и не бывал.
– Хорошо. Вернее, плохо, но пока ладно. Если это Нубия, то что здесь делают египтяне?
– Египтянам в Нубии всегда есть, чем заняться, – сказал иудей, – оттуда до их земли рукой подать. И название этой страны происходит от египетского слова, означающего – "золото".
– Там много золота? – спросил Птолемей.
– Много.
– А ещё туда сбежал от персов Нектанеб, – буркнул Александр, – который второй.
– Вроде Ранефер что-то говорил про Нектанеба, – вспомнил Птолемей, – или нет?
– Я думаю, – сказал царь, – этот Менхеперра – потомок Нектанеба. Сын или внук. Копил силы долгие годы и решил вернуться.
– Если так, то зря времени он не терял, – кивнул Лагид, – подготовился неплохо.
– Нубия... Пожалуй, это все объясняет. Кроме одного. Как мы сюда попали?
– Ну... – протянул Птолемей, – гроза, иудейские боги. Забыл?
– Нет, – покачал головой царь, – не забыл.
Воцарилось тягостное молчание.
– Что будем делать? – разорвал тишину Клит.
– Идти в Тир, – твёрдо заявил царь.
– В Тир? – удивился Чёрный, – дотуда, поди, теперь тысячи стадий!
– У кого-то есть предложения получше? – сверкнул глазами царь, – все это может оказаться мороком, насланным колдунами варваров!
Предложений не нашлось. Македоняне переглядывались друг на друга, переминались с ноги на ногу и с надеждой поглядывали на царя.
У Александра играли желваки на скулах, он изо всех сил старался выглядеть хладнокровным.
– Эфраим, если мы все же в Финикии, если это морок, сколько дней нам осталось идти до моря?
Проводник давно уже не мог сориентироваться, потому довольно долго тянул с ответом, прикидывая. Наконец, сказал:
– Если повернуть на запад, то день, государь. Если море никуда не делось. Но нам придётся пересечь Кармельский хребет.
– Ты точно не видишь никаких примет? Значительных? Река или гора, к примеру.
Эфраим подумал и ответил:
– Если бы мы были в Ханаане, то завтра достигли бы левого берега Киссона.
На следующий день после полудня войско действительно подошло к реке.
– Это и есть Киссон? – спросил Александр.
– Не знаю, – покачал головой Эфраим, – тут мост должен был быть. Да и берега я не могу узнать.
Александр дёрнул щекой. Помолчал немного.
– Река течёт с востока на запад, как ей и положено. Я принял решение. Нет смысла идти в неизвестность. Поворачиваем на запад, к морю.
– А если река впадает не в море? – заметил Птолемей, – а в другую реку?
– Всё равно лучше держаться поближе к водным путям.
Войско двинулось вдоль берега реки вслед заходящему солнцу. Воины, видя напряжённость своих начальников, заподозрили неладное и начали выпытывать у них, что случилось. Те молчали, опасаясь возникновения паники, но тем сильнее вызывали беспокойство подчинённых. Стараясь отвлечь людей от мрачных мыслей, царь гнал их, не давая отдыху никому, в том числе и себе. Он шёл во главе основной части колонны, сразу за авангардом, ведя в поводу Букефала. Точно так же поступили все гетайры: следовало беречь лошадей.
На исходе следующего дня, когда уже пришла пора искать место для лагеря, со стороны ушедшего вперёд передового отряда прибежал человек. Он размахивал руками и отчаянно орал:
– Море! Море!
Македоняне возбуждённо зашумели. Волна воодушевления покатилась вдоль тела гигантской, растянувшейся почти на пять стадий змеи.
– Бывают же совпадения... – прошептал царь.
– О чём ты? – спросил Птолемей.
– Вспомни поход десяти тысяч. Они кричали так же, с ума сошли от счастья... "Море! Море!"
– Я помню эти строки.
– История повторилась, Лагид. Хотя мы и не бродили несколько месяцев по бесконечным равнинам и горам, но оказались в похожей ситуации.
Семьдесят лет назад, эллины, наёмники Кира Младшего, претендента на персидский трон, после неудачной битвы при Кунаксе возвращались на родину из самого сердца Азии. Измотанные длительным походом, с честью выдержавшие борьбу с племенами диких варваров и гигантскими расстояниями, они вышли к Понту Эвксинскому и море вдохнуло свежие силы в людей Ксенофонта, записавшего для потомков перипетии этого грандиозного похода. Птолемей отметил про себя, что Александр довольно воодушевлён собственным сравнением со знаменитым полководцем и историком, хотя, сказать по правде, оно не слишком справедливо.
– Мы ещё не выбрались из этой Керберовой задницы, – буркнул за спиной Клит, – по-прежнему не можем объяснить происходящее.
– И все же, – ответил Александр, – у меня камень с сердца свалился. Море на западе. К западу от Нубии только пустыни, где даже звери не живут. Я видел много карт и читал землеописания. Значит это все же Финикия, а эта река и есть Киссон. До Тира три дня пути.
– Твои слова, богам бы уши, царь, – покачал головой Птолемей.
Однако Александр оказался прав. Через два дня его войско, измученное сражением, переходом, неизвестностью и целым ворохом всевозможных страхов, встретило своих. Разведчиков, посланных Эвменом.
Спустя сутки, к моменту вступления в Тир, Александр уже знал в общих чертах, что произошло, и лицо царя, въезжавшего в восточные врата Ушу, внешне совершенно невозмутимое, своей неестественной бледностью выдавало такое смятение, какого сын Филиппа не испытывал никогда. За всю свою жизнь.